Я живу на северо-западной стороне Киева. Моя семья — муж и взрослый сын. Наш дом — панельная десятиэтажка в рабочем районе, который по привычке называют заводским поселком.
Из окна спальни видно футбольное поле, парк с озерами и высотки нового ЖК. Из кухни — административный корпус известного на всю страну предприятия, которое в последние годы ожило и заработало в полную силу. Недалеко от дома — продуктовый супермаркет премиум-класса. Вокруг десяток мелких продуктовых магазинов, несколько коммерческих аптек, несколько отделений банков.
Аптеки закрыты, жалюзи опущены. До государственных аптек надо еще добраться и отстоять в очереди два-три часа. О дефиците лекарств первой необходимости я не слышала, ограничения по количеству упаковок или блистеров в одни руки есть. Банки закрыты, работают банкоматы, но в большинстве из них наличка уже отсутствует.
Магазины открыты примерно с 10:00 до 14:00. В большинстве из них покупателей обслуживают волонтеры. «Свои» продавцы остались только в павильоне, где продают веганские продукты. Две женщины, одна из них — хозяйка, сейчас особенно расторопны и приветливы. Встречают каждого, как паролем: «Слава Украине!»
На слух в общении стало значительно больше украинского языка.
В зоомагазине тоже за прилавком хозяйка, рядом с ней рыжий пугливый кот в ошейнике. Кота хозяйка на днях обнаружила у двери. Видимо, его бывшие владельцы приняли решение эвакуироваться без домашних животных. Корма в зоомагазине заканчиваются — ничего не привозили с 25 февраля.
В район доставляют микроавтобусами свежий хлеб — нарезные белые батоны и круглый, украинский, — колбасу, сосиски, подсолнечное масло. Цены по сравнению с довоенными не повышены. Людей просят рассчитываться платежными картами. Возить наличную выручку магазинам сейчас опасно. Говорят, что в столицу прорываются диверсионные группы, чтобы устраивать теракты, да и грабителей-мародеров никто не отменял. После комендантского часа (сейчас он с 20:00 до 7:00) за ними «охотится» территориальная оборона столицы. Есть приказ стрелять на поражение. Любой, рискнувший нарушить комендантский час, автоматически причисляется к преступникам. Группы теробороны разделили микрорайон на квадраты, совершают ночные патрулирования. Несколько ночей я слышала под окнами автоматные очереди, находила стреляные гильзы.
В территориальную оборону ушло и много разновозрастных мужчин из нашего дома.
В местном супермаркете премиум-класса бывает мясо, куры, печенка, молоко, овощи, яйца, яблоки, бананы, различные кулинарные полуфабрикаты — просто надо ловить. Витрины с шоколадом, конфетами и разными печеньями тоже, кажется, не зияют пустотами.
В домах есть свет, тепло, вода, связь, работает телевидение и интернет. Городские власти объявили: те, кто не имеет сейчас возможности оплатить коммунальные услуги, могут сделать это потом — пеню никто насчитывать не станет. Провайдеры сообщили: никого не отключат от коммуникационных услуг. Даже мусоровозы ухитряются вывозить мусор из баков. Хотя бытового мусора теперь по понятным причинам стало меньше в разы. Сужу по своему парадному. Жильцы остались — навскидку — в тридцати процентах квартир.
В домовом чате нас просят время от времени проверять порядок на всех этажах: нет ли возле квартир воровских меток, и, главное, закрыт ли люк-выход на чердак. Когда бои еще не шли в пригородах Киева, в столице ловили с поличным корректировщиков огня, среди которых попадались и граждане Украины. В частности, они рисовали светоотражающей краской так называемые метки для бомбардировщиков — на крышах домов или на асфальте, рядом с объектами, представляющими интерес.
Улицы и проспект в светлое время суток почти безлюдны. Скопления людей — только у магазинов либо у входов бомбоубежищ: выходят подышать, прогуляться с детьми. Канонада, ближняя и дальняя, уже не производит такого шокирующего впечатления, как в первые дни. Многие научились определять на слух: вот звук «входящий», со стороны Ирпеня, Ворзеля, Бучи — еще недавно курортных местечек, теперь превратившихся в зону гуманитарной катастрофы, где мирное население обстреливают даже во время эвакуации в сторону Киева по «зеленому коридору». А вот звук «исходящий»: украинская артиллерия дает ответку.
По ночам артдуэли становятся такими громкими, что дрожат стены. Иногда небо расчерчивает рыжая полоса и как бы стекает каплями. Значит, украинские ПВО сбили на подлете к Киеву крылатую или баллистическую ракету. В наш микрорайон пока, к счастью, ничего такого не прилетало. Но главной беды мы ждем от «раскрытого» неба: перспектива бомбардировок столицы Украины становится все более реальной.
Друзья, приехавшие в Киев из Донецка в 2014-м, научили правилам техники безопасности, которые проверили на личном опыте. Что делать, если обстрел застал дома, а не в убежище? Не выходить из ванной комнаты — она в панельках 1990-х годов постройки цельнолитая, прочная. Либо сидеть в междверном тамбуре у входа в квартиру, там похожая конструкция.
Первые несколько суток я после сирены мчалась в ванную, ложилась на подушки, для верности укрывшись толстым одеялом: если со стен начнет рушиться плитка, то сильно поранит. Потом шок (Киев под огнем!) уступил место более или менее рациональной оценке ситуации и осмысленным действиям.
У меня неплохая, хоть и хаотично собранная библиотека. Ее хватило, чтобы полностью закрыть четыре оконных проема на случай близких взрывов — всё надежнее, чем заклеивать окна скотчем крест-накрест. Осколки стекол при разлете не слишком уступают осколкам снаряда. Ну и для светомаскировки. Еще один стеллаж остался нетронутым. Так сказать, на черный день.
Сделала это, когда за сутки насчитала 16 сирен воздушной тревоги, три из них значились как ракетные обстрелы. У большинства горожан в смартфоны закачано приложение «Киев цифровой». До сих пор приложением мы пользовались, чтобы узнать, например, где меньше очередь на прививки от ковида. Теперь «Киев цифровой», как и сайт Киевской администрации, дублирует звуковой сигнал опасности сообщением. Здесь же извещают об отбое тревоги.
С книгами я возилась долго. Не могла себе отказать в удовольствии перелистать любимое, порадоваться вновь обретенному, повеселилась, когда в дальнем ряду обнаружила нечто красненькое — «В.И. Ленин о печати». С особым чувством выкладывала на подоконник в гостиной все десять раритетных, 1887 года издания, томиков Пушкина. Синие такие, малого формата. Гордость моей покойной мамы, преподавательницы русского языка и литературы.
Я никогда не чистила картошку в промышленных объемах и, тем более, не таскала на спине (лифты выключены с 24 февраля) двадцатикилограммовые сетки на шестой этаж. В последний раз я стояла в таких очередях в начале 1990-х, за детским питанием для сына. Но теперь его и других мужчин нашего дома надо кормить — женщины добровольно взяли на себя обязанность готовить домашнюю еду и доставлять ее на блокпосты.
Еще мы копаем во дворе мерзлую землю, загружаем ее в строительные мешки и грузим на прицеп трактора, где уже лежат бетонные блоки. На месте бывшей детской песочницы — яма. Песок выгребли в первые дни, тогда как раз ненадолго потеплело. Микрорайон превращается в укрепрайон с баррикадами. Если произойдет худшее и оборона Киева в нашем направлении будет прорвана, начнутся уличные бои. Об этом жутко даже думать, но меньше двух недель назад все, происходящее сегодня наяву, казалось тоже дурным сном.
На ночь, перед наступлением комендантского часа, я, по настоянию родных, ухожу в убежище. Кот Мыш, обалдевший от перемен, чужих людей и запахов в квартире, носится по коридору — заманить его в переноску нет никаких шансов. Идти приходится недалеко. Ночевать можно на станции метро: так многие поступают. Но мне повезло, я нашла крутое место, просто Хилтон среди бомбоубежищ!
Это помещение в одной из новостроек занимали управляющая компания ОСББ (объединение совладельцев многоквартирного дома. — Прим. ред.) и магазин со складом. Достаточно воздуха, почти тепло (можно спать без верхней одежды), есть водопровод, умывальник, даже унитаз, окруженный пестрыми занавесками, не говоря уже о двух микроволновках и крохотной служебной кухне, где разогревали себе еду сантехники и дворники. Правда, на бетонном полу в палец толщиной лежит бетонная пыль, она не выметается и не смывается. И если в убежище сидеть несколько дней кряду, начинаешь кашлять.
Самоорганизация на самом высоком уровне: дежурства, уборка, готовка еды. Ведь тут, кроме взрослых, десять детей — от годовалой Саши, которая только научилась ходить, до двух братьев-подростков в капюшонах, которые сидят, упершись спинами в стену, и демонстративно безостановочно читают. Их мама не выпускает из рук телефон. Собственно, как все остальные матери. Чтение новостей круглосуточное. Смотрят ежесуточные видеообращения президента Зеленского, сайт министерства обороны Украины, ленту новостей «Украинской правды», листают Фейсбук.
Вдоль стен расположены «спальные места». Кто-то успел разжиться паллетами из соседних магазинов, настелив сверху домашние одеяла и куртки. Другим хватает туристического коврика и спальника. Жильцы дома, в котором убежище, конечно, в привилегированном положении: снесли сюда из квартир и кресла-кровати, и стулья-табуретки, и поролоновые подушки с диванов, и коляски-кроватки для малышей, и даже ноутбуки.
Малышня быстро сдружилась: играют, поднимая пыль столбом, в догонялки. Полночь для них теперь еще не время для сна. Упитанный французский бульдог и джек-рассел присоединяются к играм. Был даже мяч, но его пришлось отобрать — начала биться посуда.
В углу, заставленном бутылками с водой и пакетами с подгузниками, ненадолго уснул четырехлетний Андрюша, ребенок с особыми потребностями. Он трубно кричит каждую ночь и бьется на пестром покрывале, постеленном поверх раскладушки. У мамы Андрюши еще три дочки. Они очень помогают, но все равно мама иногда срывается. И тогда мы по очереди идем успокаивать Андрюшу, гладить его по голове, поить водой, менять подгузник.
Паллета с постелью на «козырном» месте, у канализационной трубы, обмотанной серебристой фольгой, сегодня уже пуста. Минувшие сутки здесь провела семья из Ирпеня, муж, жена и сын лет восьми, с одним рюкзачком, без вещей. Мишени, избежавшие расстрела. Их привели сюда ребята из территориальной обороны. Как семья сумела вырваться из ада, на чем добрались до «мирного» Киева по Житомирской трассе, никто не расспрашивал. Мать обняла сына, укрылись с головой, уснули сразу. Антону, так зовут главу семейства, налили коньяку. Хотя вообще-то в бомбоубежище — жесткий сухой закон. Сотрудники управляющей компании — протестанты, члены одной из известных мировых церквей.
«Вылезаем из подвала. У дома три стены осталось, соседний сгорел — прямое попадание. И на моем участке, прямо у ворот, два вот этих русских, ***, закопано, — рассказывает Антон. — Я вам что, похоронное агентство?!»
Судя по всему, настоящей беды мы, киевляне, еще и близко не видели.
Украинские военные вывезли семью до Житомирской трассы. Дальше сами, по лесу, пешком. Утром отец семейства собирается доставить своих на железнодорожный вокзал Киева, откуда отправляются эвакуационные поезда: во Львов, в Тернополь, в Ивано-Франковск. Едут стоя, вагоны набиты битком. Дальше волонтеры провожают беженцев на польскую границу. Польша принимает всех, даже без документов. Антон говорит, что сам вернется, но не в убежище — сразу в военкомат.
Рядом со мной ночует 68-летняя Тоня, недавняя знакомая, соседка по дому, вместе песок в мешки загружали. Тоня большую часть жизни работала в инструментальном цеху, а когда завод обанкротился, попросилась на легкий труд, на почту. Тоня всю жизнь почти не выезжала за пределы Киевской области, разве что в родное село. «Когда на заводе был хор, я пела хорошо, на конкурс возили, в Харьков, — вспоминает она. — И на море раз, в Одессу, с внучкой. А ты видела, что с Харьковом сделали, как разбомбили? За что? Не прощу никогда! Ты же не уедешь из Киева, правда? Мы ж у себя дома!»
Мы отсюда никуда не уедем. Мы дома.
(Имя автора изменено, так как российский Минюст признал «Важные истории» «нежелательной организацией».)