Распад Советского Союза и последовавшие за ним межнациональные конфликты привели сотни тысяч граждан бывших союзных республик в Россию. Власти оказались к этому не готовы: законодательство не позволяло многим мигрантам получить легальный статус, паспортные столы на местах выдавали документы, которые впоследствии признавались недействительными. Да и люди не понимали, нужно ли вообще менять советские паспорта на российские, — по действовавшим тогда законам граждане бывшего СССР могли жить в России со старыми документами.
Спустя 30 лет проблема россиян с советскими паспортами до сих пор не решена. По оценкам правозащитников, сейчас их число может достигать полумиллиона. При этом законодательство позволяет на два года поместить человека без гражданства в тюремные условия в ожидании его выдворения — даже если заранее известно, что выдворять его некуда. В конце 2020 года правозащитники подали в Конституционный суд жалобу, которая может повлиять на законодательство в этой сфере, а в Госдуме уже больше полугода без движения лежит законопроект, который может позволить лицам без гражданства получать документы и разрешение на работу.
«Важные истории» рассказывают, как живут российские апатриды — люди без гражданства, и есть ли у них надежда обрести легальный статус.
«Все плакали, все бежали кто куда»
В июне 2008 года Карина Хасая (Имя героини, а также имена ее родственников и знакомых изменены по ее просьбе. — Прим. ред.) с приятелями готовила шашлыки на улице в Красногвардейском районе Петербурга. Ее знакомый решил плеснуть в мангал спирта, и Карина, стоявшая рядом с мангалом, загорелась. Девушка получила ожоги 43 % тела и попала в реанимацию. В больнице она провела больше полутора месяцев.
Огонь перекинулся и на рюкзак Карины: так сгорели ее свидетельство о рождении и аттестат об окончании девяти классов школы. Других документов у девушки не было, в России она много лет жила нелегально, не имея российского или другого гражданства и правового статуса. Хасая — лицо без гражданства, апатрид.
Буртина
Карина приехала в Россию в начале 1990-х. Она бежала от войны. Этническая грузинка Карина Хасая родилась в 1987 году в небольшом абхазском селе. Девочка росла с отцом, тетей и бабушкой: мать ушла из семьи, когда Карина была совсем маленькой. Жили, по словам Хасая, хорошо: двухэтажный дом, хозяйство, две лошади.
Но в 1989 году в Абхазии начались вооруженные столкновения между грузинами и абхазами, которые к 1992 году переросли в полноценную войну. В результате республику покинула почти половина ее населения, поясняют правозащитный комитет «Гражданское содействие» (входит в реестр НКО, «выполняющих функции иностранного агента», позиция организации о признании иноагентом — здесь) и сеть «Миграция и право»: почти все этнические грузины, а также русские, армяне, греки. Среди беженцев были и Карина с бабушкой Раисой Уберия.
Детства в Абхазии Хасая почти не помнит. «Одно помню: как стояли танки, люди с автоматами, и мы с бабушкой под мостом через речку переходили в Грузию, — рассказывает она корреспондентке „Важных историй“. — Оттуда нас отправили в Россию на поезде. Куча людей, все плакали, все бежали кто куда». В декабре 1991 года бабушка привезла Карину в Ленинград. Они остановились в квартире русской знакомой, которая часто приезжала к ним в гости в Абхазию.
«Граждане бывшего СССР — по-видимому, самая многочисленная категория лиц без гражданства (ЛБГ), — рассказывает координатор проекта помощи ЛБГ комитета „Гражданское содействие“ Елена Буртина. — Это люди, которые имели гражданство бывшего СССР и накануне или после его распада приехали в Россию, еще не имея гражданства независимых государств, а затем не приобрели гражданство России».
«Чересчур либеральная процедура»
Приезд Карины Хасая и Раисы Уберия в Ленинград совпал с официальным окончанием существования Советского Союза. 6 февраля 1992 года в силу вступил первый российский закон о гражданстве: все граждане бывшего СССР, которые на эту дату жили в России, признавались ее гражданами. На практике все получилось сложнее.
Закон обрек сотни тысяч выходцев из стран бывшего СССР на нелегальное существование в последующие несколько десятилетий. Во-первых, подтвердить факт проживания можно было только с помощью прописки, то есть отметки о постоянной регистрации в паспорте. Но многие из тех, кто, как Карина и ее бабушка, покинули родные края, бежав от вооруженных конфликтов, не могли прописаться в России без собственного жилья. Во-вторых, некоторые переехали в Россию уже после вступления закона в силу — для них не был предусмотрен способ легализации. Впрочем, до начала 2000-х с советскими паспортами в России официально можно было жить — и даже выезжать из страны, — поэтому многие далеко не сразу узнали, что получить новое гражданство им будет непросто.
Для большинства бывших граждан СССР переход в нелегальное положение стал неожиданностью, говорится в докладе координатора «Гражданского содействия» Елены Буртиной и адвоката Правозащитного центра «Мемориал» Ольги Цейтлиной. Изначально власти планировали провести обмен советских паспортов на российские до 2005 года, но в 2002-м приняли закон о правовом положении иностранцев в России, установивший виды и способы получения легального статуса для иностранцев и лиц без гражданства. Закон касался только тех, кто прибыл в Россию после его принятия, — для тех, кто уже находится на территории страны, никаких способов получить легальный статус не было.
В 2002-м власти приняли еще и новый закон о гражданстве. В нем тоже не рассматривалось никаких способов легализации для граждан бывшего СССР, прибывших в Россию после 6 февраля 1992 года. Принятие закона сопровождалось проверкой уже полученных документов: как писал «Коммерсантъ», власти решили упорядочить «чересчур либеральную процедуру вступления в гражданство».
В 1990-е годы некоторые паспортные столы просто вклеивали в советские паспорта вкладыши о получении российского гражданства — зачастую вне зависимости от того, какая регистрация по месту жительства была у обратившегося: постоянная или временная. После принятия закона о гражданстве в 2002-м некоторые россияне, получившие вкладыши в паспорта, пытались обменять документы на новые. Но теперь им в этом отказывали, утверждая, что вкладыши недействительны и получить гражданство по временной регистрации предъявители не могли.
«Одно помню: как стояли танки, люди с автоматами, и мы с бабушкой под мостом через речку переходили в Грузию. Оттуда нас отправили в Россию на поезде. Куча людей, все плакали, все бежали кто куда».
В подобной ситуации оказалась чемпионка мира и Европы по художественной гимнастике Амина Зарипова, выступавшая за Россию на международных соревнованиях. Зарипова в 1990 году приехала в Москву из Узбекистана, получила временную прописку и тот самый вкладыш в паспорт. В 2001 году при попытке обменять паспорт ей заявили, что российского гражданства у нее нет. Вопросом Зариповой в итоге лично занялся помощник президента Сергей Ястржембский. Но большинству других апатридов, оказавшихся в такой же ситуации, как Зарипова, так не повезло. В 2003-м в законе появилась поправка, позволяющая гражданам бывшего СССР получать гражданство в упрощенном порядке, — но только если они на 1 ноября 2002 года имели постоянную регистрацию по месту жительства или разрешение на временное проживание. Таких тоже было немного.
Ситуация изменилась лишь спустя десять лет: в 2012 году в закон о гражданстве вошла глава, которая предусматривала упрощенный порядок получения гражданства для граждан бывшего СССР и их детей, прибывших в Россию до 1 ноября 2002 года и не имеющих другого гражданства. Теперь они смогли получать гражданство без прописки — для этого им нужно было доказать, что у них когда-то было гражданство СССР, что они присутствовали в России в 2002 году, а также что постоянно жили в стране с 2002-го. Последнее, по словам Елены Буртиной из «Гражданского содействия», до сих пор могут сделать далеко не все.
Точное число лиц без гражданства, живущих в России на сегодняшний день, определить невозможно, говорит Буртина, но речь может идти о сотнях тысяч. Чтобы узнать о том, как появилось это число, нажмите кнопку «Фактчек» в начале текста. В «Гражданском содействии» эти цифры объясняют так. В ФМС заявляли, что к 2011 году в России выявили 65 тысяч выданных по ошибке паспортов, и их число вырастает на 10 тысяч каждый год. Обладатели таких паспортов становились так называемыми новыми лицами без гражданства. При этом единственная доступная цифра по «старым» ЛБГ, то есть бывшим гражданам СССР, — 47 тысяч человек, принятых в гражданство в 2013–2017 годах. За те же годы гражданство получили почти семь тысяч человек из числа «новых» ЛБГ. В «Гражданском содействии» считают, что пропорцию между «старыми» и «новыми» ЛБГ, уже получившими гражданство, можно перенести и на их количество в целом. Таким образом, примерное общее число «старых» ЛБГ составит примерно 400–500 тысяч человек.
Чаще всего такие люди находятся вне легального поля — а значит, посчитать их нельзя. Они не могут устроиться на работу, выехать из страны, получить бесплатную медицинскую помощь, вступить в брак.
«Начала выживать сама»
В Ленинграде Раиса Уберия устроилась работать дворником, ее внучка Карина Хасая пошла в школу. Из документов у них, по словам Карины, было ее свидетельство о рождении и справка бабушки об установлении личности — паспорта у нее не было, но что именно с ним случилось, Карина не помнит.
Карина окончила девять классов, дальше пойти учиться не вышло — не было документов и денег, нужно было работать. В 14 лет Хасая попыталась получить паспорт, но в паспортном столе отказали из-за отсутствия прописки. Прописаться семье на тот момент было негде.
Следующую попытку получить документы Карина совершила уже после смерти бабушки в 2007 году: по совету приятелей она обратилась за помощью к незнакомой женщине, отдала ей скопленные бабушкой 300 тысяч рублей — но никаких документов не получила. «Я поняла, что меня обманывают со всех сторон, — жалуется Хасая. — Ничего не получалось, начала как-то выживать сама, где-то подрабатывать, как-то так выкручиваться». Вскоре свидетельство о рождении и аттестат сгорели, а сама она попала в больницу с ожогами — и на несколько лет снова забыла о документах.
В октябре 2008 года, почти сразу после выхода из ожогового отделения, Карина познакомилась со своим будущим гражданским мужем Наримом. Пожениться официально они не могут до сих пор — из-за отсутствия у Карины документов. В 2014 году у пары родилась дочь, и Хасая вновь озаботилась вопросом своего гражданства. Пока она не может отдать ребенка в детский сад, даже частный, получить для нее бесплатную медицинскую помощь — и даже записать Нарима как отца в свидетельство о рождении девочки.
После рождения дочери Карина Хасая через знакомых узнала о петербургской благотворительной организации «Ночлежка». С помощью этой организации она смогла восстановить свидетельство о рождении и аттестат, а также прошла процедуру установления личности. После этого юристы «Ночлежки» обратились в суд, чтобы установить факт проживания Карины в России на 6 февраля 1992 года. Суд, однако, отнес ее к категории людей, прибывших в страну между 1992 и 2002 годом, рассказывает юрист Вячеслав Самонов. Юристы запросили у суда разъяснения, но Вячеслав уверен, что так или иначе гражданство она получит.
«Когда получу документы, хочу отучиться на медсестру. Да, мне 33 года, да, учиться надо пять лет, но учиться никогда не поздно. Хочу еще, чтобы мой ребенок пошел в школу», — рассказывает о планах на будущее Карина.
«Ты уже приехал»
Иван Мацола родился в 1962 году в Закарпатье, жил с женой во Львове, но потом развелся и уехал в Москву, где ему предложили работу. В 1994 году Мацола приехал в Россию с советским паспортом и в 2003 году обменял его на российский, с которым даже съездил в Украину навестить отца.
«В 2005 году он с гражданской женой решил опять поехать в Украину, — рассказывает Елена Буртина из „Гражданского содействия“. — Они купили на Киевском вокзале билеты, сели в вагон, [а затем] туда зашли сотрудники милиции и сказали ему: „Нет, ты уже приехал“. Вывели из вагона, отобрали паспорт и отпустили. Никакого фиксирующего [отъем паспорта] документа ему выдано не было».
По словам Буртиной, люди, которые приехали в Россию после 1992 года и получили здесь паспорта, — вторая по многочисленности после бывших граждан СССР группа лиц без гражданства. «Некоторые прожили по этим паспортам несколько лет, кто-то — больше десяти, — говорит она. — И вдруг им сообщают при каком-то контакте с полицией или при обращении в банк, что их паспорт признан выданным в нарушение установленного порядка. Обычно речь идет о ситуации, когда органы обменивали советские паспорта на российские людям, которые не приобрели гражданство России. То есть процедура приема в гражданство не была проведена — просто обменяли паспорт и все».
Операция Федеральной миграционной службы (ФМС) по проверке паспортов на предмет необоснованно выданных началась в 2002 году. В 2011-м заместитель директора ФМС Николай Смородин отчитался о 65 тысячах таких документов: в год, по его словам, выявляли около 10 тысяч «необоснованно выданных» паспортов. Человек, утративший таким образом паспорт, автоматически становился лицом без гражданства. По словам правозащитников, документы в рамках этой операции изымают до сих пор. На момент выхода материала в МВД (после упразднения в 2016 году ФМС за вопросы миграции и гражданства отвечают именно они) не ответили на запрос «Важных историй».
«Сейчас уже всегда, когда приходит человек, который приехал в Россию после 1992 года и ему обменяли советский паспорт на российский или вклеили вкладыш о гражданстве, проводится проверка, — поясняет Елена Буртина. — Если человек потерял паспорт или пришел получить загранпаспорт, это обращение становится поводом для проверки, в рамках которой, видимо, поднимают дело по получению гражданства и смотрят, если, например, этого дела нет или оно какое-то неполноценное. Но при этом существует и база недействительных паспортов — на сайте МВД есть сервис для проверки паспорта». По этому списку проверяют документы не только сотрудники госучреждений, но и банки: туда входят как необоснованно выданные паспорта, так и, например, просто истекшие. Этот сервис работает на базе появившейся в 2006 году единой информационной автоматизированной системы «Российский паспорт». До этого данные о паспортах вносились в разрозненные базы.
По словам замглавы ФМС Николая Смородина и депутата Госдумы Владимира Плигина, именно сведение данных о паспортах в единую базу и привело к началу паспортной проверки. Ошибки при выдаче паспортов они объясняют «бюрократическими процедурами». «До 1997 года у нас не было бланка российского паспорта — время такое, денег на все не хватало, — рассказывал Плигин в интервью «Российской газете. — Мы придумали вкладыш в советский паспорт, придумали штамп в нем проставлять о российском гражданстве, придумали справки опять же к паспорту. Но что такое справка? Это не документ строгой отчетности. Их и штамповали, а иногда подделывали. Когда же в 1997 году мы все-таки получили бланки новых российских паспортов, была поставлена задача быстро поменять документы. Новые выдавали в спешке, в том числе и на основании этих справок, вкладышей».
Плигин
До принятия поправок в законодательство в 2012 году Иван Мацола не мог легализоваться в России. После того как сотрудники полиции отобрали у него паспорт, он продолжил жить с водительским удостоверением, работал дальнобойщиком на чужом автомобиле, в 2013 году понял, что теряет зрение и водить больше не может — а значит, не может и снимать жилье. Тогда Мацола обратился в Центр социальной адаптации «Люблино», сейчас центр имени Лизы Глинки, там у него нашли диабет и открытую форму туберкулеза. Его направили в туберкулезную больницу в Солнечногорске, где он провел более пяти лет. Социальная служба больницы начала заниматься его документами, но обращение в ФМС на тот момент ничего не дало.
«В 2016 году ему залечили туберкулез и выписали — без документов, — рассказывает Елена Буртина. — Идти ему было некуда, он опять пошел в то же самое „Люблино“. Там особенно долго нельзя находиться, и он попал в работный дом, — люди там живут и работают, часть средств идет на их содержание. Оттуда он к нам пришел по поводу паспорта, и мы стали им заниматься».
Буртина несколько раз сопровождала Мацолу в ФМС, добиваясь процедуры установления его личности — это первый шаг, без которого никакие действия по легализации невозможны. «Когда человек приходит с заявлением об установлении личности, его первым делом спрашивают, где он живет, — поясняет она. — Отсутствие адреса не является законным основанием для отказа, но это очень распространенный повод человека „отфутболить“, потому что процедура сложная, хлопотная. А этот работный дом запрещает людям без документов называть его как место своего нахождения, потому что их [сотрудников дома] могут за это наказать, сейчас можно даже к уголовной ответственности привлечь человека, который предоставляет услуги нелегалам. Поэтому бездомному человеку трудно подать заявление: либо он не имеет адреса, либо боится подвести тех, кто его принимает».
Тем не менее Буртина не считает случай Мацолы сложным. После нескольких обращений им все же удалось добиться, чтобы процедуру установления личности провели, а потом подать на гражданство по упрощенной процедуре. 19 мая 2020 года Мацола получил паспорт, а 2 октября умер.
«Оказалось, что меня нет»
Часто апатриды сталкиваются с проблемами, связанными не с законодательством, а с его исполнением. «Ключевую роль [в моем случае] сыграл переезд в Московскую область, — рассказывает Арсен Закян. — Во всей остальной стране царит беззаконие, людям абсолютно все равно, что происходит с тобой».
Закяну 31 год. Он пытался добиться признания за ним российского гражданства с момента своего совершеннолетия: «У меня папка, [в ней] более 50 разных заявлений — на все я получал ответы. А когда я дошел до Московской области и начали приходить первые ответы на запросы, оказалось, что меня нет, — по мне нет никакой информации. Невольно задумываешься, куда ты писал. Просто никак не отображали их, выкидывали».
Родители Арсена Закяна попали в Россию после Спитакского землетрясения в Армении, случившегося 7 декабря 1988 года, одного из самых разрушительных в истории СССР: пострадали более 300 сел и 20 городов, погибли, по официальным данным, 25 тысяч человек, столько же получили травмы и ранения. Без крова остались полмиллиона человек — седьмая часть населения республики.
Руководитель СССР Михаил Горбачев обещал решить вопрос с жильем за два года, но через два года Советский союз распался. Самых везучих успели переселить на территорию РСФСР — в Сочи, Ялту, Туапсе. Родителей Закяна временно поселили в туапсинском санатории «Нефтяник Сибири», там он и родился в 1989 году. Мать Арсена надеялась вскоре вернуться в Армению, где оставались ее родители, но вскоре они умерли — и возвращаться стало незачем.
Из Туапсе семья вскоре уехала в Краснодар, потом еще несколько раз переезжала. В станице Староминская Краснодарского края Арсен и его старший брат Ара пошли в школу. Когда сначала Аре, а спустя три года Арсену исполнилось 14 лет, в школе должны были собрать их свидетельства о рождении, чтобы сделать паспорта. «Мама не дала свидетельства — через крики, скандалы, ссоры, — вспоминает Арсен. — Сказала: „Зато в армию не пойдете“. Это специфический способ [избежать армии] — и достаточно плохой».
В школе на это внимания не обратили. «Был переломный момент для страны, не лучшие годы, — говорит Арсен. — Это [паспорта] всем было не очень интересно, потому что непонятно что происходило со страной, с миром». Братья Закян остались без документов — даже свидетельства о рождении потерялись, но позднее отец через знакомых смог их восстановить. До прошлого года эти свидетельства были единственными документами Арсена и Ары Закян, проживших в России всю жизнь.
Арсена действительно не пытались забрать в армию, хотя он даже обращался в военкомат и просил взять его добровольцем. «Прямым текстом говорил начальнику военкомата: возьмите меня, можете запихнуть вместо кого-нибудь, — рассказывает Закян. — Мне пригрозили психбольницей, сказали: „Будет паспорт — приходи“. Когда ты с 14 лет работаешь на стройке и у тебя есть перспектива уйти в армию, зная, что ты засветишься где-то, элементарно будет возможность документироваться, — почему бы и нет?»
Мать ни разу не пыталась помочь сыновьям с документами. «Мама не понимает, насколько сильно она подпортила жизнь, — объясняет Закян. — Я мог бы сейчас иметь нормальную работу, образование, самое смешное — сим-карту на собственное имя. А для нее ничего не изменилось — ее дети как жили, так и живут, как работали, так и работают».
«У меня папка, [в ней] более 50 разных заявлений — на все я получал ответы. А когда начали приходить первые ответы на запросы, оказалось, что по мне нет никакой информации. Невольно задумываешься, куда ты писал».
Несколько раз Арсена задерживала полиция — но ничего не сделала. «Когда начинаешь описывать свою ситуацию, причем говоришь чистую правду, люди сначала не верят, — говорит он. — Меня забирали в отделение, держали там несколько часов. Но меня нет ни в одной базе — ни отпечатков пальцев, ничего — человек-пустышка. Даже руководители отдела говорили: „Ну что с ним делать, отпускай“».
В 2017 году Арсен с братом уехали в подмосковный Ногинск, где неофициально начали работать на стройке. В Ногинске он тоже обратился в органы: полтора года они пытались установить его личность и в результате рекомендовали получить армянское гражданство, хотя никаких оснований для этого у Закяна нет — он родился и всю жизнь живет в России.
После этого он обратился в «Гражданское содействие», одну из немногих организаций в России, которая занимается ЛБГ. «У меня есть все копии заявлений, которые я подавал, — говорит Закян. — Но только когда написала заявление Елена Юрьевна [Буртина], его приняли. До этого мне отвечали стандартной формой — что нужно сделать иностранному гражданину, чтобы приобрести гражданство».
Закян прошел процедуру установления личности, потом добыл в консульстве Армении справку о том, что не является ее гражданином. Все процедуры заняли почти год. В октябре 2020 года Арсен и его брат Ара стали гражданами России. Теперь Ара собирается усыновить своих двоих детей, а Арсен надеется найти работу получше и получить образование.
«Это была цель всей жизни, — говорит Арсен. — Знаете, когда я получил паспорт, вышел из паспортного стола и просто не знал, что делать, — неужели это все закончилось?»
«Полиция уже не трогает нас, знает, что не можем уехать»
Цыгане Анна Лакатош и Аладар Форкош познакомились в 2009 году в петербургском приёмнике-распределителе ГУВД, рассказывает пара корреспондентке «Важных историй». В спецприёмнике, предназначенном для отбытия административного ареста, задержанные не должны находиться дольше 15 суток, но Анна и Аладар провели там 14 месяцев.
Они относятся к группе венгероязычных цыган-мадьяров. Оба родились в Украине, в городе Берегово в Закарпатье, на территории, которая до 1945 года принадлежала Венгрии. В советские годы большая часть местных цыган имели образование и работу, говорится в докладе Антидискриминационного центра (АДЦ) «Мемориал», но после распада СССР многие не смогли получить украинское гражданство, а затем потеряли и работу. Тогда часть мадьяров мигрировала в Россию.
Форкош приехал в Петербург в 1999 году, ему было 22 года. Советский паспорт и трудовую книжку, по его словам, он потерял еще до переезда. 13-летнюю Лакатош привезли родители в 2002 году, паспорта у нее никогда не было.
В 2009 году они с другими мадьярами жили в поселке Петро-Славянка в Ленобласти, там их и задержали сотрудники милиции. Согласно Кодексу об административных правонарушениях (КоАП), отсутствие у лица без гражданства документов, подтверждающих право находиться в России, — это правонарушение, которое может наказываться принудительным выдворением из страны. Так суд решил и в случае мадьяров — но выдворять цыган было некуда. Украина их принимать тоже отказалась.
В результате мадьяры оказались в приёмнике — сейчас функцию приёмников выполняют Центры временного содержания иностранных граждан (ЦВСИГ). Больше года они прожили в темных камерах без горячей воды и прогулок, в условиях хуже тюремных.
«При невозможности выдворения — а об этом стало известно достаточно быстро — не было смысла содержать людей под стражей, — рассказывала „Новой газете“ адвокат „Мемориала“ Ольга Цейтлина, представлявшая интересы цыган. — И мы от имени заявителей пытались добиться их освобождения. Но выяснилось, что процедуры, позволяющей оспорить сроки содержания в центре, не существует». Законодательство не предусматривает, что суд определит срок, на который человек попадет в ЦВСИГ, — ограничен только срок исполнения наказаний за административные правонарушения. До 2011 года это был год, после — два года, именно столько проводят в заключении апатриды, которых суд решил выдворить.
Когда предельный срок содержания в спецприемнике вышел, мадьяров просто выпустили на свободу. «Я им говорю: „А если милиция обратно нас поймает?“ — вспоминает Форкош. — Обратно, говорят, придете».
Последние 10 лет Анна и Аладар живут в самодельной хибаре из досок и линолеума в промзоне в десяти минутах пешком от петербургской станции метро «Рыбацкое». Раньше здесь был целый табор из 20 цыган, сейчас — только двое. Все остальные, включая родственников Лакатош и Форкоша, уехали в Украину: у кого-то были украинские документы, кто-то перешел границу нелегально.
Сейчас Аладар собирает жестяные банки, которые можно сдать по 50 копеек за штуку, а Анна попрошайничает у метро. «Был бы паспорт, давно уехали бы уже, не страдали бы здесь, — говорит Анна. — Полиция уже не трогает нас, знает, что не можем уехать без документов. Пытались два раза пешком пройти [границу с Украиной], нас поймали там. Аладара побили, меня отправили в приют, где бездомные, потом обратно».
После освобождения мадьяров из спецприемника в 2010 году АДЦ «Мемориал» от их имени подал жалобу в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), который посчитал, что заключение перестает быть законным, когда становится понятно, что выдворение невозможно. Россия признала нарушения и выплатила мадьярам крупную компенсацию — по 30 тысяч евро каждому. Тогда цыгане планировали купить на эти деньги жилье на Украине, сейчас о деньгах Аладар говорит уклончиво: по его словам, часть дали в долг, часть раздали другим цыганским семьям, и в результате «остались без копейки».
Позднее ЕСПЧ рассмотрел еще одно похожее российское дело и предписал России изменить законодательство, чтобы не допускать помещения лиц без гражданства в ЦВСИГ на годы в ожидании невозможного выдворения. Также Европейский суд предписал России обеспечить апатридам выдачу документов, которые позволили бы им легально жить и работать в России.
Несмотря на это, Анна Лакатош и Аладар Форкош до сих пор не могут легализоваться в России. По словам координатора «Мемориала» Стефании Кулаевой, у них есть шансы на получение украинского гражданства, но «это очень сложно»: «Сами заявители застряли вне Украины, а еще у них нет документов, чтобы давать доверенности [кому-то, кто мог бы заняться их документами в Украине]». С тех пор российские законы никак не изменились, не помогло и аналогичное постановление Конституционного суда 2017 года. Инициированный после этого постановления законопроект, который запрещал бы судам отправлять лиц без гражданства в ЦВСИГ дольше, чем на 90 суток, уже три года лежит в Госдуме.
«Ущерб государственной безопасности»
Когда разрабатывался проект первого российского закона о гражданстве, один из его авторов, глава комиссии по гражданству при президенте Юрий Зайцев, называл упразднение института лишения гражданства одним из главных отличий нового закона от советского. В СССР потерять гражданство можно было за действия, «наносящие ущерб государственным интересам или государственной безопасности».
Это отличие частично перестало существовать в сентябре 2017 года, когда президент Владимир Путин подписал закон о лишении гражданства за совершение преступлений экстремистской и террористической направленности. Эта норма не касается граждан России по рождению — только тех, кто был принят в гражданство. Так законодатели обошли прямой конституционный запрет: совершение преступления фактически приравняли к сообщению заведомо ложных сведений (о намерении соблюдать российские законы) при вступлении в гражданство.
Одной из первых жертв этого нововведения стал Евгений Ким из Благовещенска, уроженец Узбекистана, бывший гражданин СССР, получивший российское гражданство в 2006 году.
26 декабря 2015 года сотрудники ФСБ пришли с обыском в квартиру на улице Чайковского в Благовещенске. Там собрались семеро местных мусульман, среди них был и Ким. По версии следствия, он проводил религиозные собрания, на которых под видом занятий по изучению ислама пытался создать ячейку экстремистского религиозного движения «Нурджулар», запрещенного в России (Обвинительное заключение есть в распоряжении редакции «Важных историй». — Прим. ред.). Участников он якобы вербовал в благовещенской мечети. На собраниях изучали книги турецкого богослова Саида Нурси, часть из которых в России запрещена.
По данным правозащитного центра «Сова», в России движение «Нурджулар» (запрещено в России) не действует. Есть только отдельные верующие, изучающие книги Саида Нурси, которые, по мнению правозащитников, «не содержат никаких признаков возбуждения ненависти». Центр заявлял, что в членстве в «Нурджуларе» (запрещено в России) обвиняют всех россиян, у которых находят книги Нурси, — никаких других доказательств для обвинений в создании ячейки не требуется.
Кима обвинили в организации деятельности запрещенной экстремистской организации (ч. 1 ст. 282.2 УК РФ) и в возбуждении религиозной ненависти (ч. 1 ст. 282 УК РФ) — за то, что он якобы пропагандировал превосходство ислама именно в толковании Нурси. Вину он не признал, заявил только, что изучал книги Нурси для более глубокого понимания ислама.
В июне 2017 года суд приговорил Кима к трем годам и девяти месяцам колонии, наказание он отбывал в Хабаровске. В ноябре 2018 года он должен был выйти на свободу, но срок продлили на четыре месяца, а в апреле 2019-го на выходе из колонии Кима встретили судебные приставы, сотрудники ФСБ и полиция, рассказал Ким «Важным историям». Евгения в наручниках посадили в машину и отвезли в суд, который приговорил к выдворению. После этого его поместили в хабаровский ЦВСИГ, где он находится до сих пор.
«Это происходит автоматом»
«Живется почти как в СИЗО, только немного режим послабее, — описывает Евгений Ким свой нынешний быт в ЦВСИГе. — Камерный режим, железные двери, час на прогулку — разница лишь в том, что телефонами можно пользоваться».
«У нас есть распоряжения о нежелательности, которые разные ведомства могут выносить. В частности, Минюст выносил такие распоряжения в отношении людей, которые находятся в местах лишения свободы (С 1 января 2020 года эта функция перешла к ФСИН. — Прим. ред.), — рассказывает Елена Буртина из „Гражданского содействия“. — Это [происходит] автоматом в отношении всех заключенных, у которых нет российского паспорта. Но так не должно быть. Есть инструкции, по которым должны учитывать реальную общественную опасность, но этого не делается. Никто не выясняет, есть ли [у осужденного] в России семья, жилье, насколько серьезно преступление». Только в 2019 году Минюст вынес в отношении осужденных более восьми тысяч распоряжений о нежелательности, сообщили «Важным историям» в ведомстве. С 2011 по 2018 год там вынесли более 57 тысяч таких распоряжений.
Буртина
После распоряжения о нежелательности бывших заключенных МВД выносит постановление об их депортации, на основании которого их отправляют в ЦВСИГ на 48 часов. За это время МВД обращается в суд, который продлевает этот срок обычно на несколько месяцев, по истечении которых срок могут снова продлить.
Если человека, лишенного гражданства, некуда выдворить, то рано или поздно он оказывается на свободе — все так же без документов. «Но его положение более сложное, потому что у него есть судимость и решение о нежелательности, — говорит Елена Буртина. — Любого из этих решений достаточно, чтобы не принять у человека документы на временное проживание, вид на жительство и на гражданство. Никакого механизма легализации, пока эти препятствия не будут устранены, для них нет. Можно пытаться досрочно погасить судимость, но суд может не согласиться. А пока есть судимость, нельзя снять и нежелательность».
«Низший вид правового положения»
Сейчас юристы из Института права и публичной политики пытаются использовать дело Евгения Кима, чтобы заставить Конституционный суд вновь заняться проблемой ЦВСИГов. В ноябре 2020 года суд зарегистрировал жалобу, в которой Ким просит проверить статьи КоАП об административном выдворении лиц без гражданства (ч. 1.1 ст. 18.8), о помещении их в спецучреждения (ч. 1 ст. 27.19) и о нарушении лицом без гражданства правил пребывания в России (ч. 5 ст. 3.10). Последняя статья позволяет выдворить лицо без гражданства при отсутствии у него документов, подтверждающих право находиться в России, — хотя получение таких документов для ЛБГ фактически невозможно.
«У нас закон приравнивает лиц без гражданства к иностранным гражданам, что неправомерно, потому что положение у них разное, — объясняет Елена Буртина из „Гражданского содействия“. — Для них, как и для иностранных граждан, предусмотрен один механизм — прибытие в Россию по визе, постановка на миграционный учет, потом разрешение на временное проживание, вид на жительство, гражданство. То есть закон не видит тех, кто тут живет давно, но не имеет действительных удостоверений и миграционных карт. Для них способа вернуться в правовое поле не создано».
В апреле 2020 года правительство внесло в Госдуму законопроект об удостоверениях личности для лиц без гражданства. «Он универсальный, постоянного срока действия и распространяется на всех, — говорит о законопроекте Буртина. — Лицам без гражданства по результатам установления личности будет выдаваться временное удостоверение, и оно будет давать им как бы низший вид правового положения». Такой документ позволит апатридам официально работать и даст им возможность получить разрешение на временное проживание.
У законопроекта, по словам координатора «Гражданского содействия», есть и недостатки — так, он не дает лицам без гражданства никаких социальных гарантий, например, права на бесплатную медицинскую помощь: «Поскольку подавляющее большинство ЛБГ — люди пожилые, много одиноких, больных, бездомных, то для них вопрос социальных гарантий очень важен». Но это пока несущественно — законопроект не движется с июля 2020-го, когда он был рассмотрен в первом чтении. В Госдуме «Важным историям» сообщили, что законопроект с высокой вероятностью будет рассмотрен во втором чтении — сразу после выхода депутатов с каникул.
«Это уже второй [такой застрявший проект], — говорит Буртина. — Хотелось бы, чтобы он не завалялся в Думе, так как от его принятия зависят судьбы тысяч людей».
Редактор: Александра Зеркалева