Ценности подчинения власти и ограничения свободы

В ночь с пятницы на субботу должно было закончиться обсуждение проекта президентского указа о «сохранении и укреплении традиционных российских духовно-нравственных ценностей». Но что-то пошло не так: голосование на правительственном портале продолжалось все выходные, и честность его вызывает сомнения. Большое число участников – почти 180 тысяч человек, и общественное возмущение – с критикой проекта выступили, в частности, известные деятели культуры Константин Хабенский, Константин Райкин, Константин Богомолов – снижают шансы проекта быть принятым. Но рано или поздно президент его все равно подпишет, потому что этого требует действующая Стратегия национальной безопасности. 

Есть смысл разобраться, откуда вообще взялись «традиционные ценности», почему их надо устанавливать указом, разделяют ли эти ценности россияне и какие последствия будет иметь одобрение названного документа.  

Ценностей становится все больше

Давайте отмотаем немного назад. Этот проект – не что иное как реализация Стратегии национальной безопасности, утвержденной летом 2021 года. Желательные ценности, их враги и как с ними бороться были перечислены уже там, а Минкульт, который готовил проект указа президента, буквально переписал оттуда большую часть текста. Поэтому дальше я буду обсуждать Стратегию, со ссылкой на которую, вероятно, скоро появятся и другие проекты указов.

Если посмотреть на разные версии Стратегии, то можно увидеть, как разрастается часть, посвященная ценностям. В версиях 1997 и 2000 годов ценности в позитивном контексте упоминаются лишь однажды, когда речь идет о «сохранении и укреплении нравственных ценностей общества, традиций патриотизма и гуманизма», а угрозу видят в «девальвации духовных ценностей». В редакции 2015 года ценностям уделено уже две страницы и впервые перечисляются 13 конкретных пунктов. И, наконец, в версии 2021 года им посвящен уже специальный раздел, а само слово «ценности» упоминается 27 раз. 

Похоже, что идея включения ценностей в Стратегию нацбезопасности (а затем и в проект Минкульта) исходит от силовиков, которые стремятся построить идеологическую оборону. Об этом глава Совбеза Николай Патрушев написал целую колонку: «Коллективный Запад стремится внедрить неолиберальные догмы в сознание российских граждан и наших соотечественников по всему миру, атакуя не только традиционные российские духовно-нравственные ценности, но и истинные, действительно общие для человечества ценности, подрывая устои государств». 

При составлении списка ценностей в ход пошли привычные образцы, на которые опирались еще замполиты (заместители командира по политической части. — Прим. ред.) и комсомольские лидеры, а именно Моральный кодекс строителя коммунизма. Владимир Путин в 2011 году указывал на эту связь: «Мы утратили определенные ценности советского периода, связанные с… Моральным кодексом строителя коммунизма… Это выдержки из Библии, на самом деле, и ничего нового человечество не придумало... Это то, что нам вместе подлежит укреплять. И других ценностных ориентиров у нас нет и вряд ли в ближайшее время появятся». 

Сопоставив Моральный кодекс и перечисленные в Стратегии ценности, легко заметить преемственность. Например, «дружба и братство народов СССР» превратились в «историческое единство народов России», а «извращённые эгоистические взгляды и нравы» из преамбулы Кодекса в «культ эгоизма».

Преемственность ценностей (избранные места из Морального кодекса строителя коммунизма–1961 и из Стратегии национальной безопасности–2021)

Итак, власть хочет привить людям некий набор ценностей, которые должны защитить Россию от врагов, а враги, по ее мнению, стремятся внедрить чуждые россиянам ценности, которые представляют угрозу национальной безопасности. Посмотрим, какие именно ценности предлагают продвигать, какие не предлагают и насколько это все осуществимо.

Какие ценности предлагают продвигать

Список «духовно-нравственных ценностей», предложенный в Стратегии, можно разбить на четыре категории. Первая категория связана с готовностью подчиняться разного рода авторитетам, сюда входит – патриотизм, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, историческая память и преемственность поколений, единство народов России. Во вторую категорию попадают социально ориентированные ценности – крепкая семья, коллективизм, гражданственность. Третья категория подчеркивает превосходство «высокого» и поэтому близка к религиозности: приоритет духовного над материальным, высокие нравственные идеалы, достоинство, созидательный труд. И, наконец, нормативные ценности универсализма: гуманизм, милосердие, взаимопомощь, взаимоуважение, справедливость, жизнь, права и свободы человека. 

Первая категория прямо устанавливает приоритет интересов группы (страны с единым центром, старших поколений) над интересами личности. А поскольку ценностей, которые подчеркивали бы интересы личности, в списке нет – даже наоборот, «свобода личности», «потребление и наслаждение» упоминаются в Стратегии в качестве разрушительных, – то и остальные категории приобретают авторитарный оттенок. В отсутствие ценностей автономии личности «гражданственность» отсылает скорее к комсомольской активности, чем к развитию гражданского общества; «единство народов России» намекает на их единообразие, а не на поддержку разнообразия в культурах и языках; «созидательный труд» сулит работу на чье-то благо, а не на самого себя.

Такое сочетание ценностей известно исследователям. Оно характерно для так называемого класса социальной ориентации. В него входят люди старшего возраста, с низким уровнем образования и доходов, проживающие в небольших городах. Это сочетание отражает контракт между индивидом и группой – в данном случае со страной, согласно которому люди обменивают свою лояльность на блага, предоставляемые группой. При этом лояльность группе совершенно не обязательно означает заботу об окружающих людях. В такой схеме ценности универсализма (гуманизм и т. д.) оказываются как бы условными, инструментальными и распространяются человеком только на тех, кто проявляет поддержку и заботу о нем самом. Косвенно на это указывают и односложные, абстрактные их формулировки («справедливость», «права и свободы»). Во многих политологических исследованиях похожие сочетания социальных и ориентированных на авторитет предпочтений называют также право-авторитарными установками. Для них характерна готовность подчиняться любой легитимной власти, ненависть к ее врагам, а также конвенционализм, то есть защита сложившихся социальных норм и устоев. Именно такими хотят видеть россиян авторы Стратегии.

Ценности, перечисленные в Стратегии, предполагают, что россияне должны подчиняться и терпеть ради интересов страны, жертвуя собственными потребностями. Эту идею хорошо сформулировал, например, министр Сергей Лавров, когда сказал, что «чувство национальной гордости всегда в нашей стране играло не меньшую роль», чем «желание жить хорошо, жить сыто, быть уверенным за своих детей, друзей, родных». Но так ли это на самом деле?

Насколько эти ценности распространены в России

По данным Европейского социального исследования, Россия находится посреди европейского диапазона по ценностям традиции (следование обычаям, простота и скромность) и отстает от большинства по ценностям универсализма (равенство, толерантность, окружающая среда). Получается, что жители западных стран по многим ценностям из списка похожи на россиян, зато, в противовес указанным в Стратегии ценностям, россияне являются чемпионами по важности власти и богатства. 

Более того, в терминах ценностных классов россияне занимают одно из первых мест в Европе по величине индивидуалистических классов: 54% населения в 2018 году, тогда как величина противоположного класса, социальной ориентации, который, напомню, хорошо репрезентирует упомянутые в списке ценности, составляет 38%. Но интереснее всего здесь то, что за время измерений с 2006 по 2018 год этот класс социальной ориентации неизменно сокращался – от 49% населения до 38%. Происходило это, впрочем, не под влиянием вражеских атак, а благодаря условиям жизни, принципиально изменившимся в сравнении с советским временем, а также из-за естественной убыли старших поколений, которые и составляют основу этого класса. А вот новые поколения, в отличие от старших, более высокое значение придают ценностям, которых нет в списке, – ценностям гедонизма, риска и новизны, и меньшее значение — ценностям безопасности и конформности. Из-за все большего присутствия постсоветских поколений в населении России, соответственно, растет и средняя значимость ценностей гедонизма, риска и новизны. 

В Стратегии говорится, что «насаждение чуждых идеалов и ценностей», чуждые стране реформы и «пересмотр базовых норм морали» увеличивают «разрыв между поколениями». Однако это не так: по данным исследований, в среднем по России разброс базовых ценностей сокращается и пожилые становятся немного ближе к молодым. Впрочем, если смотреть с точки зрения части советского поколения, ментально застрявшей в СССР и превалирующей сейчас в правительственных структурах, ценностная дистанция между ними и всеми остальными россиянами действительно растет. Возможно, именно осознание этого разрыва и желание сберечь ценности, которые ей кажутся правильными, и заставило власть зафиксировать их в Стратегии.

Можно ли изменить ценности указом

Лоуренс Харрисон и его последователи много размышляли на тему того, что навести порядок в стране и заставить экономику работать можно, только изменив культуру. Однако на практике целенаправленные попытки изменить ценности (культуру) заканчивались более или менее ничем. Например, что касается ценностей, связанных с рождением детей — и это подтверждается по всему миру, вне зависимости от идеологических и пропагандистских усилий правительства — повышение благосостояния, образования и распространение контрацептивов неизменно приводят к снижению рождаемости. Даже в стране победившей исламской революции, в Иране, рождаемость за последние 30 лет упала в три раза — с шести детей на женщину до двух, а возраст вступления женщин в первый брак там почти дорос до российского и составил 23 года.

Можно вынудить людей к определенному поведению, но куда сложнее изменить их ценности. Например, согласно теории ценностей-как-трюизмов, люди не хотят менять свои ценности, а сталкиваясь с информацией, подвергающей сомнению их ценности, они, как после вакцинации, начинают вырабатывать контраргументы, которые в дальнейшем лишь защищают их от сомнений и внешних атак. Да и в целом люди склонны интерпретировать новую информацию в знакомых им терминах, оценивать ее с точки зрения своих существующих ценностей, так что сама идея ценностной атаки представляется нереалистичной.

В целом, изменение ценностей населения — это эволюционный процесс, отражающий условия жизни людей, влиять на который можно только через изменения условий жизни новых поколений и признавая их право на свои ценности.

Куда ведет Стратегия 

Итак, получается, что Стратегия предлагает список ценностей, подразумевающий подчинение человека власти и авторитетам, ограниченную свободу личности, нежелательность самостоятельности и инициативы. 

Многие не верят в то, что проект Минкульта будет осуществлен. Однако просто в силу бюрократической логики Стратегия нацбезопасности рано или поздно будет реализована и доведена до уровня конкретных бюджетов и госзаказов. Мы, как обещает Стратегия, увидим еще много «научных исследований… научно–популярных материалов… произведений литературы и искусства, кинематографической, театральной, телевизионной, видео– и интернет–продукции… услуг, направленных на сохранение традиционных российских духовно-нравственных ценностей», созданных на бюджетные деньги. Россияне, вероятно, уже привыкли к пропаганде, скорее всего, они не воспримут все это всерьез. Вместо этого стоит ожидать усиления разрыва между официальной и частной культурой. Намного менее предсказуемы последствия применения этой Стратегии в школьном образовании и для регулирования медиа.

Имплицитно присутствующее в Стратегии убеждение в том, что правильные ценности можно навязать, а атаки неправильных – отбить, является неверным. А это значит, что и предлагаемые меры – поддержка церкви, патриотического кино, литературы, запрет мата – окажутся неэффективными. Печально наблюдать такой разрыв между реальностью и положениями, заложенными в стратегический документ, ведь выделенные под это средства могли бы быть потрачены на развитие, создание возможностей, поддержку самовыражения и прочих ценностей, которые помогают людям быть чуть более счастливыми.